Книга Игра в пустяки, или «Золото Маккены» и еще 97 советских фильмов иностранного проката - Денис Горелов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
кочевой неженатый умелец без особых запросов;
народный колдун, врачующий хвори получше городских;
неравный брак витязя с чернавкой, в которой по ходу тоже открываются голубые кровя;
амнезия, наконец.
Почему домохозяйки всех стран так любят беспамятных, сказать трудно, – вероятно, за робость и негордость, – но лиц с отшибленным самосознанием по кино слоняется в десятки раз больше, чем по жизни.
Умный сказал, что страна у нас заточена под теток. Подозрительных работниц без возраста и талии, любящих ресторанный пляс. И музыка у нас для теть (Пугачева), и живопись для теть (Шилов – Глазунов), и спорт для теть (фигурное катание), и пляж для теть. И в школе-медицине-деревне-суде они у нас властвуют безраздельно. Литература отбивается вяло, кино отбилось, но после больших потерь и долгой оккупации фильмами «Служебный роман», «Москва слезам не верит», «Женщины» и «Вас ожидает гражданка Никанорова». «Знахарь» упрочил их владычество – однако изгиб интриги, тончайшее знание потребителя и стати польского Лаутона Ежи Биньчицкого заставляют в почтении снять шляпу: не зря вы носите громкую фамилию, пане Гоффман[17]. Респект.
Польша, 1983. Seksmisja. Реж. Юлиуш Махульский. В ролях Ежи Штур, Ольгерд Лукашевич, Божена Стрыйкувна, Богуслава Павелец, Беата Тышкевич. Прокат в СССР – 1986 (34,4 млн чел.)
Ради науки два добровольца впадают в анабиоз и просыпаются век спустя в царстве победившего феминизма. Мужики взаимоистребились в атомной войне, женщины ушли в подпол и размножаются искусственно. Мужская хромосома убита и переименована, родятся одни девочки со злыми губами в ниточку. «Ура, все бабы наши!» – прыгает оптимист. «Они нас тут съедят», – жмется в угол пессимист. Оба правы. Злые лисистраты непобедимы в бою, враждебны к мужской анатомии, но впадают в транс от затяжного поцелуя, как роботы на вопрос, кто остался на трубе. В новых условиях вопрос звучит архидвусмысленно. Труба зовет.
В антиутопиях всегда запрещен секс – видимо, главное из прав человека. Казни пусть, кандалы пусть, но если еще и покувыркаться всласть не дают – вот ты где, апокалипсис нау, Фаренгейт его задери. Казаки плачут. Мир без этого дела черно-бел, черно-бел.
Тому есть резон. Самая известная из сбывшихся антиутопий на десятый год рая попала под власть деревенских лицемеров, искоренявших вопросы пола интенсивнее исламских фундаменталистов. Это весьма озадачивало продвинутые окраины нового мира. ГДР целиком ударилась в оголтелый нудизм (был, был такой факт в советском прошлом). Озорная Чехия то и дело подпускала в кино неодетых селянок. Но наибольший люфт для недружественных толкований получила, конечно, Польша: их там хлебом не корми – дай русских куснуть. И приходится признать, что злые амазонки, которые всем хотят отстричь лишнее, но млеют от поцелуя взасос – лучший образ советской страны и ее контактов с поляками. Превратить Большого Брата в Большую Сестру и трахнуть ее, чтоб жарко было, – об этом неосознанно мечтали двадцать поколений польских граждан, и Махульский один за всех осуществил грезу.
Параллели усугублялись особым, воистину феллиниевским отношением автора к женщине – благоговейной робостью мелкорослого мужчинки к жаркому и мощному колыханию женского студня (достаточно вспомнить «Кингсайз», где тот же Штур и Яцек Хмельник мелкими гномами катаются по дивным рельефам актрисы с говорящим именем Катаржина Фигура; Феллини был тогда еще жив и не мог не одобрить).
Да, братья, да. Эти жуткие бабы с пистолетом и есть мы, мы в ретроспекции. В параллельном женском мире по доброй воле не едят райских яблок и не видят солнечного света. Отрицают Бога, секс, день, живорождение и естественный ход вещей. Самые гнусные резолюции проводят общим собранием. Обращаются друг к другу монастырским словом «сестра» и выдумывают басни о врожденном садизме самцов, с которым нужно уметь бороться. Здесь самая сильная армия и постоянно воет сирена. Группы быстрого реагирования гасят потайные хипстерские сходки, лабающие рок-н-ролл (эпизод был сильно подрезан, чтоб ослабить выпирающие намеки на нас). Внешний мир завешен холстиной с нарисованной ядерной катастрофой. Потом приходят поляки и всех кроют, как русский солдат генеральскую дочь. Отливают, так сказать, кошке мышкины слезки.
Кстати, Божена Стрыйкувна, игравшая доктора Ламию Рено из службы «Архео», на момент съемок приходилась Махульскому женой. Так что метафору можно читать и как панораму их брачного союза. Поцелуйчики радуют, разговорчики приветствуются, при попытке к бегству или возражению – руку на залом и через бедро с захватом.
Немудрено, что они потом развелись, как мы с Польшей.
А памятник дружбе – остался.
Польша, 1966, в СССР – 1970. Mocne uderzenie. Реж. Анджей Чекальский, Ежи Пассендорфер. В ролях Ежи Турек, Магдалена Завадска, Ирена Щуровска. Прокатные данные отсутствуют.
Под гром венчального марша рохлю с брюнеткой настигает блондинка и попрекает обманами, обещаниями и прочей сериальской ерундой. Брюнетка в ярости уносится на мотороллере. Группа «Скальды» поет о превратностях любви. Блондинка дико извиняется: обозналась. Брюнетке нужно предъявить двойника, чтоб не гневалась, а он рок-музыкант и исчез, как все рок-музыканты. Рохле приходится напялить парик, брать электрогитару и петь с группой «Скальды», что бабы сволочи. Брюнетка без ума от фальшивой звезды и плевать хотела на оригинал. Группа «Скальды» поет, что и пес с ней, блондинка интересней.
Название, конечно, было отсебятиной «Совэкспортфильма»: от него за версту разило искусственной развязностью нашего поп-кино для летних танцверанд типа «Жениха напрокат» или «Алло, Варшава». На деле фильм звался Mocne uderzenie, «Мощный удар», т. е. просто big beat – под таким лейблом и проходил фестиваль рабочей самодеятельности в одном из ДК. Да, картина стала отдушиной, через которую к нам и просочилось всемирное бит-помешательство: ребята-демократы могли позволить себе то, что считалось предосудительным у нас. Зауженные белые джинсы. Мужские полусапожки. Электрогитары в траве. И главное – цветные водолазки, именуемые в мире «битловками», припев «йе-йе», губная гармошка на ритм-гитару: вся мелодика ливерпульской четверки, умело скопированная cover-группой «Скальды». Даже латиница польского алфавита добавляла забугорной моднючести. Нашим длинные волосы разрешались желательно с усами («Песняры», «Машина», «Апельсин»), в репертуаре требовался хоть один лояльный шлягер для комсомольских съездов типа «Гренады», «Богатырской силы» или «У деревни Крюково погибает взвод». В костюмах рекомендовалась народная орнаменталистика, кордебалету – плясовая вместо канканных па и вообще меньше электричества, больше гармони. Пределом допустимого разврата был стиль «чарльстон» – «Машина времени» впервые попала на ЦТ в новогодний «Огонек» именно в канотье. Фильмы с ВИА («Розыгрыш», 1976, «Ар-хи-ме-ды!», 1976, «Берегите женщин», 1981) пошли у нас только с конца 70-х: раньше в них просто некому было играть.
